Уникальную судьбу нашего земляка определила любовь к Родине
Борис Александрович Штейфон родился в 1881 году в Харькове в семье крещеного еврея — цехового мастера и дочери православного дьякона. Старший брат будущего генерала был известным в губернии инженером. Окончив Харьковское реальное училище, Борис мог бы воспользоваться протекцией старшего брата и сделать неплохую карьеру на волне промышленной революции. Но он выбрал карьеру военного, не сулившую ни обеспеченной жизни, ни подвигов и ратной славы — ввиду отсутствия войны.
Семнадцатилетним юношей Штейфон поступает добровольцем-вольноопределяющимся в расквартированный в Харькове 124-й пехотный Воронежский полк. Через год хрупкого, но усердного солдатика произвели в унтер-офицеры, а вскоре отправили получать и офицерский чин — на учебу в расположенное неподалеку Чугуевское пехотное юнкерское училище.
Юнкер Штейфон не был ни зубрилкой, ни тихоней, зато был неизменным участником и даже заводилой множества юнкерских проказ, многие из которых могли закончиться отчислением из училища. Так, однажды, защищая честь мундира, юнкера всерьез подрались с чугуевскими извозчиками, посмевшими насмехаться над будущими офицерами. По тогдашним меркам причина для драки была более чем серьезная. И только учтя эту причину, начальство не наказало юнкеров по всей строгости, ограничившись максимальными сроками карцера. В другой раз будущий генерал поимел неприятности от начальства за то, что во время лекции он, как сказано в рапорте, «умышленно громко чихнул». А уж сколько шалостей сошло ему с рук — о том знал лишь сам Штейфон, с искренней и нежной любовью вспоминавший впоследствии в своих эмигрантских записках проведенные в училище годы….
В отличие от поведения прилежание юнкера Штейфона было на высоте. В учебе и строевой подготовке он показывал неизменные успехи. Хлипкий еврей-очкарик (ношение очков юнкеру Штейфону было разрешено специальным приказом по штабу Киевского военного округа), пользовавшийся авторитетом и любовью у товарищей, даже был назначен отделенным командиром. А училище в 1902 году он окончил одним из лучших — по 1-му разряду.
Вскоре началась русско-японская война. Убыв на нее вместе с полком, Штейфон воевал бесстрашно и умело. В одном из боев был контужен, но остался в строю. Был произведен в чин поручика, а «за отличия, мужество и храбрость, проявленные в боях с японцами», за два года получил пять орденов — св. Анны 3-й и 4-й степеней, св. Станислава 2-й и 3-й степеней и св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом.
После завершения войны боевой офицер поступил в
Императорскую Николаевскую военную академию и успешно ее окончил. Отбыв положенный ценз командования в должности командира роты гренадерского полка в Москве, накануне первой мировой войны Борис Александрович был зачислен в кадры Генерального штаба и назначен старшим адъютантом штаба войск Семиреченской области. Отсюда в составе своего Туркестанского корпуса он и выступил на фронт. На Кавказский — самый успешный фронт великой войны.
На этом фронте в полной мере раскрылся полководческий талант одного из будущих руководителей антибольшевистского сопротивления — командующего Кавказской армией генерала Николая Николаевича Юденича. В ряду его блестящих побед была та, где ему удалось, подобно Суворову под Измаилом, совершить невозможное — в начале 1916 года взять считавшуюся неприступной крепость Эрзерум, оплот всей турецкой армии. Обеспечившую успех штурма разведку с немалым риском для жизни блестяще провел подполковник Штейфон, служивший при штабе Юденича. За это дело Борис Александрович был Высочайше пожалован золотым Георгиевским оружием. Орден св. Анны 2-й степени и Военный орден Британской Империи пополнили список боевых наград Штейфона. А накануне революции он был произведен в чин полковника.
После большевистского переворота, разложения армии и наступившей в стране анархии Борис Александрович вернулся в родной Харьков. Обладая большим авторитетом среди военных, он сумел собрать и объединить местных офицеров, организовать и возглавить первое белогвардейское подполье — «Харьковский добровольческий центр», названный впоследствии его именем — «Центр полковника Штейфона». Формально находясь на службе у гетмана, члены этой организации занимались переброской добровольцев, вооружения и боеприпасов на юг России, где, поднявшись на борьбу с красной смутой, изнемогала в боях с большевиками молодая Добровольческая армия. Накануне восстания Петлюры и занятия Харькова запорожцами атамана Болбочана (кстати, тоже выпускника Чугуевского юнкерского училища) Штейфон отправил на юг последнюю группу в 800 человек и с большим риском для жизни прибыл в штаб Добровольческой армии
в Екатеринодаре…
Его возвращение в Харьков почти через год было триумфальным — в авангарде стремительно наступавших белых войск. В июне 1919 года Борис Александрович участвовал в освобождении от большевиков милого сердцу Чугуева, проходил по улицам родного Харькова, то и дело попадая в объятия плачущих от радости горожан…
В Харькове Штейфон сменил должность начальника штаба пехотной дивизии на должность командира Белозерского пехотного полка — одного из старейших и славных полков Императорской армии, возрожденных в армии белой. Будучи полковым командиром, Борис Александрович проявлял поистине отеческую заботу о своих солдатах и гениальные организаторские способности в деле восстановления полка. За один лишь месяц он довел численность полка с 62 до 4000 человек, причем на 80-90% это были пленные красноармейцы. Под началом Штейфона Белозерский полк стал единственным полком белой армии, укомплектованным по штатам мирного времени и обеспеченным боевым, продуктовым и вещевым довольствием по щедрым дореволюционным нормам. По воспоминаниям очевидцев, это даже породило в других полках завистливые шутки на тему национальности командира белозерцев…
К сожалению, большинство белых полков не имело таких командиров, как Штейфон. И уже через полгода, осенью 1919 года, разутая, раздетая и голодная белая армия так же стремительно, как и наступала, покатилась назад, раскалываясь на части под ударами большевиков. Во главе штаба одной из таких частей — Полтавского отряда генерала Бредова — в начале 1920 года полковник Штейфон прошел знаменитый «Бредовский поход» — полный тягот и лишений двухнедельный марш из района Одессы к Польше. А затем помог генералу Бредову добиться переброски войск через Румынию в Крым — чтобы вновь продолжать борьбу. Однако исход этой борьбы был уже предрешен. Вскоре русская армия генерала Врангеля, погрузившись на корабли, навсегда покинула Россию…
Вчерашние союзники по
мировой войне — французы и англичане — обрекли русскую армию на год голодного существования в палаточном лагере на продуваемом всеми ветрами скалистом турецком полуострове Галлиполи. Борис Александрович — к этому времени уже генерал-майор — пожелал разделить судьбу своих солдат и добровольно отправился рядовым в Галлиполийский лагерь. Однако и здесь командование не замедлило воспользоваться его организаторскими способностями, назначив генерала Штейфона комендантом лагеря. Со своими нелегкими обязанностями он справился как всегда блестяще, за что и получил чин генерал-лейтенанта.
Из Галлиполи эмигранты начали расселяться по миру, устраиваясь кто как мог. Штейфон оказался сперва в Болгарии, затем — в гостеприимной Сербии, где осело подавляющее большинство русских эмигрантов. Поселившись в Белграде, он активно занимался научной и преподавательской деятельностью, опубликовал ряд работ по истории военного искусства, получил звание профессора. Накануне второй мировой войны он считался известнейшим в эмиграции публицистом, историком и военным теоретиком.
Незадолго до войны, в 1934 году, был убит король сербов, хорватов и словенцев Александр І — преданный друг и покровитель русских. Эмигранты лишились защитника. Местные коммунисты окрепли и принялись всячески травить бывших белогвардейцев, простые сербы все чаще называли «майкой Руссией» Советский Союз, а на русских эмигрантов нередко глядели с откровенной злобой. А в 1940 году Югославия официально признала СССР. Сербские левые возликовали и в условиях предвоенного напряжения с помощью агентов Коминтерна стали нагнетать подозрительность и ненависть к эмигрантам. Русских — учителей, служащих, врачей — стали массово увольнять с работы, оскормлять на улицах и даже стрелять им в спину из-за угла. А после немецкой оккупации Югославии коммунистические партизаны Тито устроили в хорватских провинциях настоящий геноцид русских, вырезая по ночам целые семьи и деревни. Чтобы защищаться, эмигрантам нужно было брать в руки оружие. Но получить его можно было только у немцев…
К ним в 1941 году и обратилось созданное в Югославии «Бюро по защите русской эмиграции» с предложением создать русский отряд самозащиты. Немцы согласились. Формирующийся отряд возглавил русский генерал Скородумов, начальником штаба был назначен генерал Штейфон.
Тем временем стало известно об успехах немецких войск на Восточном фронте, о миллионах сдававшихся в плен красноармейцев, о том, что еще ни изведавшие тактики «выжженной земли» русские и украинские крестьяне встречали гитлеровцев как освободителей от сталинского ига… Эти новости разделили эмиграцию на два лагеря. «Оборонцы», к числу которых принадлежал, в частности, генерал Деникин, поддерживали СССР, по-прежнему считая его территорию русской землей, на которую напал враг. «Пораженцы», среди которых оказались Штейфон и Скородумов, желали победы немцам, видя в ней спасение России от большевизма. Трудно сказать, кто тогда был прав. Надежды на скорое возвращение на родину кружили головы «пораженцам», порождали наполеоновские планы вроде превращения советско-немецкой войны во «вторую гражданскую» и сокрушения большевиков. А затем и немцев, если не удовлетворятся мелкими территориальными уступками где-нибудь в Прибалтике. «Пораженцы» верили в мощь и несокрушимость русского народа и вовсе не отождествляли его с большевиками. А немцев наивно продолжали воспринимать сквозь призму еще не угасшего рыцарского духа времен императорско-кайзеровской войны… К слову, идейные нацисты с русскими и не сотрудничали, в отличие от старой, кадровой верхушки немецкой армии — так называемой «военной партии», в чьей среде впоследствии вызрел заговор против фюрера…
Однако и «лояльные» к русским военным формированиям немцы не на шутку всполошились, когда в сентябре 1941 года генерал Скородумов, действуя якобы с их согласия, неожиданно объявил мобилизацию всех русских эмигрантов для формирования Отдельного русского корпуса с целью отправки его на фронт. Гестапо тут же арестовало Скородумова, но корпус был уже сформирован, хотя и переименован в Русскую охранную группу — скорее для отвода глаз. Вместо Скородумова ее возглавил генерал Штейфон.
Парадоксально, но союзником гитлеровцев стал еврей! Впрочем, это лишь в очередной раз показывает, насколько нещепетильны были немецкие генералы кайзеровской закалки в вопросах расовой политики фюрера. При назначении Штейфона на должность их удовлетворил лишь факт его непринадлежности к иудейской вере. Правда, с истинно немецкой педантичностью потребовали документального подтверждения этого факта. Пришлось посылать запрос в оккупированный Харьков, в метрической книге одной из православных церквей которого сохранилась запись 1881 года о крещении младенца Бориса…
В 1942 году Русская охранная группа была включена в состав Вермахта с переименованием в Русский охранный корпус. А в 1943 году чин генерал-лейтенанта Вермахта получил и Борис Штейфон. Но, несмотря на немецкую форму, ни его, ни служивших под его началом ветеранов армии Врангеля, не присягавших (в отличие от «власовцев») СССР, нельзя назвать предателями, как ни крути. Просто они нуждались в союзе с немцами, как и немцы — с ними. Но эти взаимные интересы оказались и взаимоисключающими. Эмигранты надеялись на отправку в Россию, немцы нуждались в спокойствии тыла. Да и узнай бойцы Русского корпуса о зверствах фашистов на русской земле, вместо союзника гитлеровцы получили бы еще одного врага. Немцы это знали. И сколько ни бился Штейфон, сам рискуя угодить в гестапо, а то и в Освенцим, Русский корпус в Россию так и не попал, до конца войны сражаясь с титовцами и бандитами в балканских лесах и охраняя промышленные объекты. Не выдержав напряжения в сознании близкого поражения, 30 апреля 1945 года, накануне сдачи остатков Русского корпуса англичанам, престарелый генерал скончался…
… В одной из книг генерала Штейфона, хотя и написанной задолго до войны, есть слова, которые словно звучат итогом его жизни и даже завещанием: «Россия уже пережила небывалые потрясения, а ко времени своего возрождения переживет их еще больше. И когда наша Родина приступит к своему устройству, она будет так бедна, что уже не сможет позволить себе роскоши ошибаться. Поэтому мы должны всегда помнить ошибки прошлого, дабы избежать их повторения в будущем».
http://www.vecherniy.kharkov.ua/ind2.php?id=3914&Division=kharkivyan
